Вечером в понедельник - вечером трудного дня - мы пойдем в маленький, тесный зальчик, на обшарпанной стене которого ветер треплет рваную афишу. И там, в темноте, подсвеченной синим светом, мы вдруг увидим знакомое до боли круглое лицо раздавшегося вширь, потяжелевшего на последнем витке своей жизни и своего непрестанного концерта Рори Галлахера. Люди вокруг него шепчутся, что у него от выпитого уже отказывает печень и что ему надо в больницу. Конечно, он соглашается - и идет на сцену. Где-то на своем длинном и запутанном пути он подобрал парня с аккордеоном, бельгийца по имени Ролан, и тот платит за добро добром, завёртывая и закручивая своим аккордеоном такой драйв и блюз, что небеса... ах, да что небеса. На 2:36 отчаянный ирландец Галлахер начинает свое соло, это, как всегда, соло-вынь-из-себя-душу-и-положи-на-стол, он играет на своем знаменитом и уже истершемся Fender Stratocaster, и пот обволакивает его круглое лицо. Играй, Рори, играй, пока ты играешь, ты жив.

Эту белую ноябрьскую глушь мы сейчас взорвем к чертовой матери. Все, басист уже делает последюю затяжку за кулисами и показывет сигарету в камеру: видел, да? это огонь! Тесный коридор, блеклые стены, смутный воздух вечера и накатывающий издали ритмичный прибой: Рори! Рори! И он идет к ним, чтобы дать им то, что им надо. Что всем надо! Это жизнь с открытым сердцем, с душой, распахнутой, как пиджак, надетый на голое тело, это соло, которое начинается в районе 2:20 и срывает колки с грифа и мозги с насиженных мест, это музыка, которую делает взлетающий ввысь героический ирландский алкоголик. Все смешивается, спрессовывается, вливается одно в другое и становится одним и тем же. Лицо Рори Галлахера залито потом, чья-то рука держит маленький микрофон, записывающий для домашнего прослушивания его жизнь и смерть, синие огни юпитеров бьют в глаза, он улыбается улыбкой счастья и боли, и на шесть минут без пяти секунд рай превращается в ад, а ад в рай.
Кэп