Еще десять лет спустя стала отказывать, хрипеть, стонать от напряжения потертая, побитая гитара с нарисованным пацификом, но он всё равно играл.
Еще десять лет спустя небо съехало с гор, мозг стал обмирать, мир поплыл вокруг него в туманном облаке - но он в ответ врос подошвами своих старых кед в почву блюза и всё равно играл, играл.
Статистика знает все, в том числе и то, что еженедельно Ten Years After играли перед 75 тысячами человек. И Элвин Ли каждому из них давал звук из своей груди, звук из своей побитой красной гитары, свою кровь, самого себя.
Десять лет спустя, десять лет вперед, десять лет назад - без разницы. Элвин Ли играл как заведенный, как безумный, играл трезвым и выпившим (на сцене пил пиво, а банку бросал себе за спину), играл здоровым и больным, играл. Все тело его превратилось в музыку, светлые волосы стали звуком, глотка стала блюзом, руки стали аккордами, проспиртованная грудь одним сплошным гитарным соло.
Таким он и остался.