А теперь, в преддверии ночи, мы достаём из нашего сундука брильянт, который сейчас блеснёт всеми своими острыми гранями и осветит дождливую ночь и темное время.

Это Ларри Миллер, и куда он делся, мы не знаем.

Все мы неповторимы и все мы являемся обратно, чтобы продолжать то, чем мы были.

В старом доме с окнами, выходящими на Абрамцевские пруды и Чайковские дали, в посёлке Композиторов, на заросших улочках которого тени симфоний галантно раскланиваются с призраками рапсодий, он кладёт руки на клавиши пианино, чтобы сходу и слёта сыграть в нашем ночном эфире свой фирменный блюз-шансон.

Аткинса открыл Шоулз.

Трое безымянных музыкантов играют в подполье. Это не метафорическое или символическое подполье, а конкретное, из плиток и камня: подземный переход на Воздвиженке.

Я давно не стояла на вахте, потому что работаю сейчас спасателем.
Но послезавтра, 18 сентября, в воскресенье, я пойду на выборы.

Движимые чувством сострадания к ближним, испуганным предыдущим постом, мы проломили стену и вперлись в окно на сестринский обед, ибо страсть не знает преград и ром хорош при любой погоде, но особенно в четверг. Все жидкое должно быть выпито, ибо горит. Этим постом мы оказываем психологическую помощь нашему другу Тамаре Спектор, желающей самоопределения и уже приготовившей ведро для ерша. Спасибо Яне Маракулиной за звонок в эфир, побудивший нас отвлечься от изучения лоций Синего моря и перейти к осушению сосудов с Красным вином. Вой, волынка! Пой, шарманка! Пали в потолок, пистолет, инкрустированный золотом инков! Танцуя на столе, поднимайте юбки выше, чтобы не замочить их в море крепостью 60 градусов!

Вы — кто?

Флинтыч.

Предчувствие весны

Джо Кокер с мамой. 1970 год

Но небо все равно открылось — открылось во всей своей немыслимой вышине и густой голубизне.

«Есенин и трицератопс у озера»

Здравствуйте, мы всплываем!

Пятьдесят лет рок-опере Jesus Christ Superstar

И вот когда в чёрную тьму