Он изменился, крутой певец в теплом свитере и с простуженным горлом, который только что с Диланом и тремя красивыми женщинами выискивал место, чтобы позавтракать гамбургерами. Но он не изменился, у него все та же грузная фигура, то же выражение уверенной силы в лице. Как он хорош, этот грузный американский дядька в шляпе коричневого фетра с изысканной лентой, в мягкой оранжевой рубахе, под которую надета мятая белая футболка. Бороду ему подстригла знакомая девушка-парикмахер в дешевой парикмахерской за доллар 20 центов. Как он хорош в своей свободе, этот упрямый в своих убеждениях троцкист с гитарой, как он свободен и спокоен в уверенности, грусти, драйве, как он задумчив и невосприимчив к любой атаке и любому холоду.
И вот такие слова он поет:
When I die, bury me in straight laced shoes,
A box backed suit and a Stetson hat
Put a 20 dollar gold piece on my watch chain;
So the boys'll know I died standin' pat