Синие волшебные стеклышки изменяют мир.
Рыжие бакенбарды дают огонь.
Военная куртка означает: нет войне!
За секунду до того, как начать Come Together, Джон торжественно поднимает банку с джин-тоником и чокается с залом в Нью-Йорке, полном пацифистов, хиппи, художников жизни, артистов психоделии, обросших героев Гринич-Виллидж, которые на тесных кухнях спорят о том, как изгнать из мира войну и нейтрализовать подлецов.
Эта приветственно поднятая банка осталась за обрезом кадра, но она есть. Я ее видел. Я даже пил из той банки горьковатый джин. Джон приветствует и нас тоже, приветствует тех отважных одиночек, что стояли вчера в Москве с плакатами против войны, приветствует своего друга Тимоти Лири, для предвыборной кампании которого он написал эту песню и который в этот момент сидит не в кресле губернатора Калифорнии, а в тюрьме. Но Лири выйдет из тюрьмы и еще скажет о том, что интернет - это психоделия XXI века.
The Beatles играли эту вещь мягче. В жестком и скупом звуке концертного исполнения группы Plastic Ono Band мы чувствуем наше время.
Время сгустившегося бреда, удушения, отвращения, время, когда человек вдруг чувствует себя беззащитным перед гигантской громыхающей машиной, за рычагами которой восседает сумасшедший.
И Джон, с шиком ливерпульского рокера жующий жевачку не переставая петь, твердо и ясно говорит нам свой ответ на наши сомнения и страхи:
Come Together!