Добрый день, в Москве цветет сирень, в Грейт-Ярмуте акация, а на Дальнем Западе проливной дождь, развезло грязь, и джентльмены в рванье, цилиндрах и с мешками за спиной собираются в дорогу. И среди них здоровенный - рост метр девяносто - седой как лунь, вымокший до нитки бывший солдат Ли Марвин, разговаривающий глубоким спокойным басом. Теперь такими голосами не поют - нет таких голосов. Ли Марвин не собирался петь, когда мальчишкой бродяжил с винтовкой по лесам, шлялся по салунам, изгонялся из школ как принципиальный необучаемый третьегодник. Он пошел добровольцем на войну и остался единственным живым из взвода морской пехоты, высадившегося на японский остров. Он таскал декорации в театре, играл крошечные роли, пока не начал получить большие, рыбачил, охотился, влюблялся, женился, разводился, выпивал,…

... но есть же и другая жизнь, где душу греет теплый оранжевый свет и крестик в ухе вокалиста открывает дверь в старую квартиру, где книги и тыквы на полках, а на столике перед девушкой стоит матрешка, в которой сладким сном спит сурок, а по соседству - смотрите! смотрите! - присела пузатая стеклянная птица, наполненная молоком и любовью, и желтые круглые лампы медленно спускаются с черного неба в мягком стуке молоточков, и два стекла очков это два иллюминатора, через которые там, в глубине, видны чьи-то черные зрачки и радужка, пляшущая, как огонь... Второе пришествие в наш эфир мексиканской психоделии под таинственным названием Zoé начинается.