Эта вещь содержит в себе столь многое, что её нужно записать на маленький серебристый диск и отправить в Вояджере к центру Вселенной. И пусть аппарат с маленьким диском, на котором записана музыкальная тема уже не существующей группы, летит сквозь чёрную пустоту, мимо мигающих звёзд, в иные миры, к иному свету, к иным созданиям.

Сладкоголосая мандолина, нежная скрипка, томительная виолончель — это музыка.

А грохот камня о лист железа, а утробной рёв освобождённого от рамок сознания, а вой ветра, забивающий уши и душу — это что? Тоже музыка?

Добрый вечер, мы включаемся, несмотря на мокрый снег за иллюминатром, ветер с норда и волнение четыре балла. Нас качает, мачта чертит восьмерки в низком сыром небе, слоны, на спинах которых лежит черепаха, на панцире которой стоит наш мир, перебирают ногами, отчего черепаха дрожит, качка усиливается и процент сумасшедших резко увеличивается в жизни и интернете. Но пусть. Мы, кто здесь и кто с нами, стоим крепко в этой качке и будем стоять под Веселым Роджером в сознании нашей неизбывной свободной силы, о которой сейчас споют вот эти парни с суровыми лицами - никаких тебе сладких хипповых мелодий и мягкого звука мандолин - парни, шпарящие в горизонт на плавно вздымающихся железных крыльях невиданой бабочки. Тот, кто поет, это Дуг Ингл, когда-то я скатывался вместе с ним с Эвереста на велосипеде и читал ему вслух книжку о маленькой женщине на утерянной во времени московской кухне, а тот, чья замшевая курточка дауншифтера по призванию и драйвштормера по убеждениям потрясет вас сейчас ста метрами своей потрясающей бахромы, его зовут Эрик Бранн, и с ним я как-то раз сыграл джем-сейшен в клубе у самой Москвы-реки на танцах, где была рыжая Дженис Джоплин.