Вот они стоят пятеро на краю сцены и ночи, пятеро людей с тонкими запястьями и длинными волосами, пятеро пловцов по времени, которым так и не удалось найти надёжное место для причала.

Всё вдруг обретает смысл в их звуке, начинающемся с одинокого удара барабана, в их музыке, нарастающей и завладевающей, запутанной, как тяжёлый сон, стремящейся, как ночная вода, летящей, как ветер ночи. Все предметы, все подробности, рутинные и ничем не примечательные при свете дня, обретают смысл в этой летящей взлохмаченной тьме, созданной их воображением, голосами, лёгкими, гитарами, барабанами, саксофонами.

Два саксофона через два мундштука во рту Девида Джексона подсоединяются к бездонному резервуару джазового звука и напряжённой, настырной, будоражащей музыки, внушающей беспокойство.

Золотая цепочка на руке басиста Ника Портера таит тайну. Весёленькая желтая майка Питера Хэммилла оказывается живым солнечным пятном, неведомо как попавшем в середину тьмы. Часы на руке клавишника Хью Бентона отсчитывают время, идущее не вперёд и даже не назад, а вбок — время психоделического видения, в котором мы не посторонние зрители, а маленькие кораблики, уносимые энергией таинственного генератора.