Слишком много лазеров. Слишком сильный свет. Слишком много технического совершенства и футуристического блеска. И в какой-то момент, сбитый с ног этим музыкальным могуществом, потрясенный этим запредельным мастерством, чувствуешь себя потерянным в буре восторга и ощущаешь растерянность в душе.
Музыка это не только совершенство, это движение к совершенству сквозь тугой воздух и вязкую землю. Музыка это не только всемогущий гармонический бог, парящий над нами в сознании своей силы, раскинув могучие крылья — это еще и затерянный в ночи, одинокий музыкант, ищущий путь наощупь. И такими Pink Floyd когда-то были. Они были такими в начале пути, на подъеме вверх, на изгибе дороги, которая вела еще неизвестно куда. Тогда в их музыке была шероховатость камня, и неидеальные, сваренные вручную швы, и тепло давали звериные шкуры, а не невесомые наноплащи.
Это запись сделана в 1970 году в Сан-Тропезе. Они играют Atom Heart Mother. Это не самый идеальный их диск, но мне все равно. Они делают эту музыку у нас на глазах, она еще не застыла в идеальной сияющей форме, местами они бредут вслепую, кончиками пальцев ощупывают звук, гортанью пробуют его. На диске эта музыка обточена и отточена, а тут, на репетиции, перед длинными рядами пустых белых стульев, она густа, неправильна, куда-то стремится, о чем-то болит. Лицо Ника Мэйсона за стойками ударной установки — это лицо человека, заключенного в жизнь, как в тюрьму. И Дэвид Гилмор поет свои бессловесные речитативы в ночи так, словно вокруг миллион лет темноты.
Это были Pink Floyd для Marina Isaenko. Марина, в ближайший час в наших Заметках появится текст о Рики Райте, одном из Pink Floyd, не пропустите его. У микрофона РАДИО ФРАНЧЕСКА был Алексей Поликовский.