Когда вечер, и за спиной целая жизнь, и черная грива одного стала седой, и рыжая борода другого потемнела - отчего не взять в руки старые, побитые жизнью гитарки и не сыграть от души что-то такое, в чем есть небо и джаз и цыганская грусть и рок-н-ролльный азарт и русская тоска?
Один, Джерри Гарсия, мощь и сила великой рок-хиппи-группы-коммуны Grateful Dead, уже улетал всем своим грузным телом в такой астрал, откуда не возвращаются. Но он вернулся. У него за спиной пересечение всех границ, темные сцены и яркие сцены, партизанская игра с кузова грузовика, когда аппаратура без разрешение подключается к ближайшей линии, Стена Звука в сорок тонн, то есть самоделка из сотен усилителей, вводившая в транс музыкантов и публику... Все это было, и теперь, когда он уже чуть не умер, был в коме, прошел все стены, нырнул на дно - ему легко и немного смешно жить. И он играет.
Другой, Дэвид Грисман, тоже летал и улетал, но в другие края. Он бродил по Бруклину и прямо оттуда посредством медитации попадал в местечки, где скрипачи с пейсами играли еврейские песни тоски и веселья; он воедино сливал звук американских товарняков, нищую скрипочку, напевы хасидов и безумный калейдоскоп психоделии. Выходило нечто без названия, еврейский кишмиш, джазовый урюк, рок-н-ролльный мед с грецким орехом. Его френд Джерри называл эту музыку словом Dawg. В этом странном слове грусть Джанго Рейнхарда, танцы Грапелли, синяя ночь, сигаретный дым и любовь.
Вот сейчас эти двое грузных мужиков с хайром и бородами, в черных маечках, полинявших в жару, двое этих славных мужиков с дюжими руками и тонкими пальцами, с душами странников и разумом поэтов, вступят в гитарный разговор, две гитары сплетутся в импровизациях, две улыбки мягко осветят вечер - и на наших глазах двое американцев, никогда не бывавших в России, создадут для себя и для нас и для всех русскую любовь, и русскую свободу, и русскую печаль, и невиданную, чудесную, чистую, сказочно-тонкую Россию.

Принято считать, что происхождение решает всю дальнейшую жизнь человека. Возможно, родившись в семье какого-нибудь владельца крупного банка или международной корпорации ты обречен «влачить» существование раба калькулятора, повиноваться бегущей строке биржевого табло, отсчитывающего несметные суммы потерь одних и профита других. Ты трудишься как запряжной в цуге, таща за собой громадные коллективы сотрудников по всему миру, посмеивающихся исподтишка над тобой или завидующих черной завистью, а благами твоих трудов пользуются другие, пусть даже и самые близкие.

Девять лет скиталась Эми Джонсон по миру и везде училась танцевать, пока не сорвало ее океанским ветром в Новый Орлеан. И там, прямо на улице, она нашла свой Шанс, то есть человека, который - и вы увидите, с полным на то правом! - назвал себя Chance, а также The Loose Marbles, свободных уличных музыкантов в стоптанных ботинках, модных шляпах начала прошлого века и виртуозным соло на тубе. Эми и Шани абсолютно профессиональны. Они учат танцевать, устраивают фестивали, но главное, они танцуют на улицах каждый день полный рабочий день, потому что только на улице есть свобода.
Джаз можно играть, можно петь, а можно танцевать.
Нет, вы обязательно должны познакомиться с Эми и Шани! Сейчас!
 Пиратка Мэри 

Фото: Anne Streng Soulsity

Как ни убеждай себя, что на свете счастья нет, все равно наступит пятница и будет вечер, и с неба спустится улица Rue Royal, и Орлеан опять покажется Новым, и Сара Петерсон раскроет зонтик, расписанный кофе и шоколадом. Стиральная доска сегодня отлично настроена, латунные сережки в ушах, саксофоны и другие дудки радостно сияют, голос Сары заполняет пространство без всякого микрофона,
и мы объявляем перекур с танцами, то есть танцы с smoking time jazz club!
Пиратка Мэри, уже там и танцую