Мороженое в моей руке пахнет ванилью, я иду вдоль реки в опустевшем порту. Я ищу человека, чтобы быть с ним в моей недолгой жизни.

Наш старый добрый друг Рик Вейкман за свою жизнь создал не моря и горы, а океаны и горные цепи музыки. Средневековую Англию посреди рок-эпохи воссоздал он. По этим океанам, на волнах органного звука, плыли все шесть жен короля Генриха Седьмого, по горным цепям шагал, сияя латами, король Артур. Но среди громад воды и земли, среди валов рок-ораторий и взбирающихся вверх пиков симфоний однажды вдруг скользнуло легким облачком вот это танго. Коротенькое, чуть больше трех минут - оно вместило в себя все...

В картонной трубочке, в детском калейдоскопе, стеклышки складываются каждый раз в новый узор, соединяя квадрат и овал, снег и солнце, Россию и Польшу, танго и Новый год. Басист утеплился как мог, у него кепи с опущенными ушами и свитер с горлышком под подбородок, публика надвинула на лбы капюшоны и закутал рты в платки. Ночь. Мороз. Но голос Кшиштофа Цуговского летит сквозь всемирный лед, и у девушек, танцующих танго под черным небом славянской зимы, голые руки и спины, и на холодном воздухе видно их дыхание... Наш друг Sergei Yakovlev у микрофона.

Для меня "милонга" с давних детских лет почему-то ассоциировалась не столько с Аргентиной, сколько со старосветским голосом Мечислава Фогга, а потом, много лет спустя, когда о Фогге все позабыли, с "Будкой суфлёра". Если не возражаете, вот клип: Budka Suflera, "Танго милонга" - под новый год, под снегопад, под открытым северным (пусть и краковским) небом.

Это потрясающий фильм. Начинаешь смотреть его и уже не можешь из него выйти. Его снял неизвестный, не ходивший по красным дорожкам режиссер Марко Кальвизе. Всего-то 13 минут. Но в них вместилось всё. 

Смотрите в его лицо. Смотрите в ее лицо. Смотрите на падающий с сигареты пепел, на липкую поверхность столика, на красные и золотые туфельки на каблуках, на висящие на стенах пальто, на стоящие ножками вверх бокалы... Смотрите, и увидите непреходящую тоску в глазах очень усталого человека, в одиночестве пьющего свой алкоголь, и манерный гонор официанта, и круговерть тесного зальчика, куда не ходят туристы, и неслышный за шумом музыки драматический разговор, в котором решаются две жизни.

И напряженные ладони, говорящие без слов. И отточенные движения туфель кремовых и туфель черно-белых. И снова и снова возникающий перед лицом дым от восьмой - а может, десятой за вечер - сигареты... 

И музыка, музыка. Она рассказывает эту историю. Слова не нужны.