Это музыка одиноких людей, идущих по черно-белому городу. Музыка горячая, резкая, точная, тягучая, странная, как ее тяжелые черные ботинки и белая тонкая прядь, резко перечеркивающая лицо. Зима. Тоска. В клубе, где она поет, может быть натоплено, но она все равно создает ощущение зябкого холода своими голыми руками и платьицем в цветочек, в котором она как будто все время выбегает под снег. Захлебываются в эстазе духовые. Пляшет в сером воздухе русской зимы красный огонек ее выдуманной и ни на что не похожей Голландии. Бьется в истерике гигантский маракас в ее руках. И мы тоже - вслед за ней - не меняем маленький замерзший букетик мимозы на отборные голландские розы. Тут не очень хорошая запись. Но что поделать, это клуб, очередной клуб…

Небритый с прошлой среды, в мятой шляпе мрачного коммивояжера, в черных очках слепца, с губной гармошкой во рту, с банкой монеток, замотанной скотчем, с ситечком, навьюченным на микрофон, с половой тряпкой, брошенной под черные туфли, с пожарной лестницей за спиной, с ввалившимися щеками человека, дошедшего до конца на пути ярости, отчаяния, одиночества и порока... вот таким врывается в наш эфир Сын Дэйва, брат Психо, племянник Ритма, внук Блюза. Этого артиста взяла за руку и привела к нам на корабль наш друг Мария Каримова. Спасибо, Мария! Кэп