Джим Маршал сумел увидеть все. Он сфотографировал Джими Хендрикса, стоящего на коленях на сцене и разводящего костерок из своей гитары, затягивающегося сигаретой со сновидениями Джима Моррисона, Джанис Джоплин, весело лежащую на диване со своим лучшим френдом по имени ликер "Южный Комфорт", и опять Джанис Джоплин, которую занесло в тоску и притон с обшарпанными стенами, и двух еще живых покойников Брайана Джонса и Джими Хендрикса в роскошном рванье, направляющихся вдоль забора прямо в вечность. Еще он сфотографировал группу Grateful Dead в разноцветных одеждах, причем кадр устроен так, что понятно: всем очень весело. Но непонятно, кто сильнее обкурился.

Все это Джим Маршал сфотографировал своей "Лейкой М4", а других фотокамер он не признавал. На Вудстоке он был просто увешан этими "Лейками". Лазил там по полю и снимал, снимал и снимал. Однажды я поехал в командировку с одним фотографом, а приехав на место и оглядев натуру, спросил его, хватит ли пленки. Этот фотограф ухмыльнулся с ленивой наглецой и ответил: "Пленки хватит на маленькую войну!" На Вудстоке у Джима Маршала пленки было как на большую войну, и он снял все. Все, вся и всех! Джим Маршал снял каждого из миллиона человек, собравшихся на холмах, снял каждую травинку в поле и каждую лужу грязи. Он увидел в объективы своих пяти "Леек" костры на холмах, одеяла на плечах, кислое вино, сладкий чай, белые таблетки, красное солнце, черную ночь и раскаленную как лава музыку. Другие фотографировали артистов, сюжеты, ландшафты, силуэты и портреты. Джим Маршал сфотографировал поколение. 

Это мы слышим музыку, а он ее не только слышал, но и видел. Он видел музыку, да. Она изливается с его фотографий. Боб Дилан на знаменитом кадре гонит перед собой старую автомобильную покрышку. Это одиночество поэта, беседующего с рваной покрышкой по дороге на флэд, где его ждет девушка Мэри и растрепанный томик Китса. За ним припаркован какой-то задрипанный "Кадиллак" и мусор на асфальте. Что вы слышите, когда смотрите на этот кадр? Слышите ли вы вой губной гармошки и гнусавый голос молодого Дилана, поющего про времена, которые меняются? А когда вы смотрите на фотографию группы Cream, слышите ли вы, какой длинной импровизацией звучат эти отрешенные суровые лица? И какой смачный звук источает кожаная шляпа с прямыми полями на голове Джека Брюса?

В какой-то момент становится все равно. Становится все равно, что скажут и сделают важные и неважные люди, что проблеют элитарные козлы и пробубнят правильные последователи коммунизма, капитализма, социализма, импрессионизма, сексизма и даже алкоголизма. В какой-то момент, посмотрев на Дуэйна Оллмана, снятого через проем двери, стоящего, прислонившись задом к кухонному столу с гитарой в руках, погруженного в одинокую импровизацию... ушедшего в самого себя... уплывшего в Тибет на щепочке с парусом... уехавшего в небо на детской коляске с пропеллером... зачем этой фразе конец? Пусть лучше остается без конца. За правильно законченными фразами обращайтесь в союз писателей, там вам помогут.

Возьмите фотографию Джима Маршала, с которой на нас смотрят — без всяких там шуточек и улыбочек, а в тягучей суровой тоске — две королевы этого мира. Одна — Джанис Джоплин в меховой шапке русской царицы, фиолетовом платье дочери электричества и с тремя килограммами дешевых браслетов и бус на шее и руках. Другая Грейс Слик в зеленом приталенном платье и со шнурочком, на который нанизаны розовые камешки. Теперь возьмите ножницы и разрежьте эту фотографию пополам. Теперь вы поняли, где пролегает граница между пока еще жизнью и уже теперь смертью? Джим Маршал умер в номере гостиницы во сне. Быть нигде, суметь сказать все и отплыть без мучений. Вот и все.

Алексей Поликовский