Давай, Нил Янг, неукротимый, как дикая лошадь, в раздерганном жилете на голом теле бойца, в джинсах, выцветших во время долгих странствий по холмам и пустыням рок-н-ролла.
Давай, Нил Янг, живое сердце, рвущееся вверх, к любви и к любви и к любви.
Дерганой, припадающей, припрыгивающий походкой здоровенный дядя Нил Янг заводит ось земли, и пружину небес, и вдохновенно сгущает темный воздух тесного зала, входящего в рай этим вечером.
Вместе с вами.
На 2:20, смотрите на 2:20 и дальше, как обросший лесом, мокрый от дождя, познавший океан, ненавидящий подлость, срывающийся с катушек Нил Янг срывает вслед за собой клавишника и бас-гитару. Вперед, френды! Он рывком вырывает двух своих музыкантов из их привычных гнезд и позиций и кричит им "Давай!" и бьет посуду о клавиши и трясет их с безумием жреца и тащит бас-гитариста за шиворот в красное пламя - иди за мной! за мной, я сказал, иди! - и впадает в экстаз и извергает огонь и движением мощных вздетых рук потрясает небо.
И тогда они летят, уже все трое, вытянувшись в струнку, голова к голове, головами на запад, в потоке и свисте урагана, который он сам и вызвал, Нил Янг.
Слушайте работу ударных. Слушайте, как мастерски и непобедимо работают барабаны за стеной тьмы и ревом ночи. Это стучит жесткое, непобедимое, твердое сердце тьмы.
Однажды по ошибке в газетах опубликовали его некролог. Тысячи любящих людей оплакали его. Но он не умер и поэтому будет жить всегда.
Зал встает. Зал поет. Эту гитару и этот ураган нельзя забыть. Давай, Нил Янг, мы поднимаемся вместе с тобой и твоей гитарой все выше и выше в ревущее черное небо.