Черные очки, чемодан с ручками, являющийся по совместительству музыкальным аппаратом, студия на Моховой, драм-машина, звук духовых, из золотого жерла которых растут деревья Москвы, а еще лужи Покровки, по которым панк-группа пускается вплавь, чтобы пересечь мир и выйти на ту сторону сознания и создания ― все это есть в фильме, который снял наш друг Миша Якобсон.
Это голливудская тусня дает интервью, сидя в позолоченных креслах восьмизведочных отелей. Герои панка дают интервью, сидя на заброшенных железнодорожных путях, уходящих к заводу им. Пятого партсъезда, где нынче в тайных цехах вьетнамские рабы шьют американские джинсы для будущего новой России.
Выстраивается новая история! В ней Михаил Дормидонтович Михайлов затыкает за пояс Шаляпина, в руке заядлого пианиста дрожит стакан, а на 18:36 в кадр входит рыжая лиса из питомника Мария Орловская. Эта лиса прекрасна. Ей не место фильме, и поэтому ей там место. Она гуляет как хочет по мастерски сделанным видам московского богемного жилья и планам подпольных концертов, доказывая своим явлением, что без лисы не может быть ни кино, ни панка, ни жизни, ни интернета, ни даже футбола, в котором царит героический тутси, как то утверждает лепящий пельмени в воздухе резиновыми пальцами дадаист-вокалист Сергей Гурьев.
Выверните рок наизнанку, спляшите пьяный танец на его мертвой шкурке, сыграйте ритм на покалеченных тарелках, похожих рельефом на формочки для изготовления печенья, цинически поругайтесь с хиппи, застрявшими со своим хайром в "лед запилен", не забудьте столкнуть лбами Deep Purple и Бетховена, в то время, как Олег Пшеничный острой вилкой вгрызается в сайру - это и будет атональный, ненормальный, веселый, угрожающий квадратным мозгам московский панк, увековеченный в фильме Михаила Якобсона.
Русские частушки переходят в битловскую Michelle. Все это на фоне белой двери с №75. А почему 75? А вы что, хотели 148, что ли?
Абсурд прекрасен, когда абсурдисты пьяны и сорвались с якорей.
Насколько мы знаем из достоверных источников, все затраты на фильм составили 300 рублей, которые один из героев дал режиссеру, чтобы тому было чем заплатить за ночное такси.
Так делается кино. Оно делается из желания сделать кино, из любви к глядению на мир через глазок камеры, из памяти о панке, который распугал ревущими голосами и черными зверскими очками всех голубей Москвы и сам улетел вслед за ними в зыбкие края памяти.
Так делается кино. Так снимается кино в эпоху, когда императорский Голливуд вызывает смех со всеми своими прокатными миллионами, в гробике формата лежат, обнявшись, важные оскароносцы, а перед человеком с точным взглядом и цифровой камерой в руке распахивается безбрежное море интернета и свободы, что одно и то же.