Наступал вечер. Звезды были такие низкие, что женщины брали их с неба и прикалывали к мочкам ушей, как серьги. Рита, которую звали просто "Рита из Иудеи", в коротком зеленом платье с голыми плечами и в черных туфлях, резко выбросила вперед левую ладонь.
Красная роза вырастает из черной тьмы, все времена беженцев сливаются воедино, глубокая грусть в руках спокойного пианиста, глубокая усталость в коричневых веках певицы.
Это Ясмин Леви, дочь Иерусалима, поет на языке ладино о сердце, вместившем в себя изгнание и обретение. Это Морис эль Медиони, пианист, выросший в еврейском квартале алжирского Орана, так точно и так сдержанно создает горечь и грусть.
Крутится мир, мир исчезнувших местечек, утерянных кладбищ, мир вечного странствия в Иерусалим с остановками в Берген-Бельзене и Собиборе. В Собиборе погиб дядя Мориса эль Медиони, тоже музыкант, игравший французам в Марселе мелодии грусти и любви.
Это было во время войны Судного дня. Во время затишья неожиданно появился джип Арика Шарона, из которого вышла певица Яффа Яркони и стала петь перед солдатами. Вдруг прилетел египетский МиГ и начал стрельбу по участникам импровизированного концерта.
Арик швырнул певицу в машину, закрыл ее своим телом и стал стрелять по МиГу.
Ариэль Шарон был солдат и всегда поступал только так. Он бросался защищать свою страну, закрывал ее собой и спасал.
Теперь Шарон умер. Одни плачут, другие ликуют, третьи не могут простить ему ошибок.
А я завидую Израилю, у которого был такой человек. Как бы я хотела для России, чтобы у нее был президент или премьер, что любил бы ее, а не себя.
Мир тебе, Ариэль Шарон.
Для тебя поет Яффа Яркони, та, кого ты заслонил от пуль.
Пиратка Мэри
Историю из войны мы прочли у нашего друга Pavel Golushko
На Виа Долороза неподалеку от последней остановки Христа торгуют чемоданами, а поблизости от Гроба Господня можно купить себе вполне подходящий терновый венец. Десятки венцов со всамделишными устрашающими шипами висят на вешалке в магазинчике «Папа Андрей», а к тем, что подороже, прилагается сертификат подлинности.
