В нашей Вселенной три часа ночи. Это В(ремня) Ч(тения).
Со старого дагерротипа смотрит на нас Владимир Сергеевич Печерин, патер Печерин, человек далекого от нас времени, но близкий до боли. В жизни с ним было столько всего, что не расскажешь в коротком посте. Молодой, талантливый профессор, которому была предназначена выдающаяся научная карьера, отказался возвращаться в Россию, потому что спертый воздух николаевского царствования был непереносим для него. В середине девятнадцатого века не было ни грантов, ни стипендий, и нищий русский в рваном сюртуке странствовал пешком по дорогам Швейцарии, Франции и Бельгии. Странствовал он и по политическому спектру — начал с мыслей о революции и дошел до принятия сана, обета молчания в монастыре и в конце концов должности капеллана на окраине тогдашней Европы, в больнице для бедных в ирландском Дублине. Там в маленькой комнатке, исполняя свой долг капеллана, каждодневно обходя палаты и помогая больным и умирающим, он жил и писал свои Замогильные Записки, которые впервые были изданы в России только в 1932 году. Патер Печерин был одинок в своей странной и глубокой жизни, которая отделена от нас временем, но странно близка нам всеми своими поисками, мыслями, чувствами. При жизни его не понял никто, даже Герцен, с которым он встречался. Патер Печерин был твёрд, замкнут, закрыт, сух — об этом говорит его лицо на старом дагерротипе. Но внутри себя он был раним, чувствителен, мучился сомнениями и опровергал все, во что имел смелость и силу поверить. Книга его написана о глубочайших и тончайших вещах. И все-таки в нем была вера.

Кэп,
о своей любимой книге

—-

На фото внизу: Владимир Сергеевич Печерин